ПУПКО ПЁТР АРТЁМОВИЧ

(1918-1990 гг.)

За боевые подвиги награжден орденом Красной звезды, орденом Отечественной войны II степени, медалями «За боевые заслуги», «За освобождение Сталинграда», «За освобождение Праги», «За победу в Великой Отечественной войне».  Девять благодарностей имел от Верховного Главнокомандующего. В одной из них написано: «Приказом Верховного Главнокомандующего от 25 апреля 1945 года  № 342 за завершение полного окружения Берлина всему личному составу  соединения, в том числе и Вам, принимавшему участие в боях, объявлена благодарность.»

Вернувшись с фронта, мой прадедушка 43 года преподавал историю в школе. На своих боевых подвигах учил детей патриотизму и любви к своей Родине. Вот один из них.

Из дневника Пупко П.А.: «Было это под Харьковом, около села с довольно-таки необычным названием  Огурцы. Фашистов из него выбили, а вот развить наступление не смогли. В конце огромной кукурузной плантации стояла мельница, а рядом с ней находилась вражеская батарея, которая плотным огнем прижимала атакующие цепи наших бойцов  к земле. И тогда командир приказал мне вывести из строя орудия гитлеровцев.

Десять человек вызвались выполнить этот приказ. Подползли осторожно к позициям гитлеровцев, а затем огнем из автоматов уничтожили орудийную прислугу. Смотрим, а орудия заряжены. Что делать? Впереди уже слышится немецкая речь — спешат фашисты своим на выручку. Даю команду развернуть пушки на 180 градусов  и открыть огонь по врагу. Но развернуть то развернули, а как стрелять из них никто из бойцов не знает. Выручила случайность — нажал я ногой на какой-то рычажок и раздался  выстрел. А тут как раз самолеты над нами появились. Оказалось, что орудия, нами захваченные, могут не только по наземным целям стрелять, а и использоваться как зенитки. Стал я по самолетам огонь вести. Сначала неудачно.  Досадно стало. Тем временем гитлеровские летчики к бомбежке приготовились.  И вдруг один из самолетов окутался дымом и, кувыркаясь  в воздухе,  начал падать на землю. Остальные самолеты отвернулись и были вынуждены сбросить бомбы в стороне от нас.  Отрадно и то, что весь мой маленький отряд остался цел и невредим. Никто из бойцов не был даже ранен.

Узнав об этом бое, командир бригады обнял меня и сказал: «Спасибо, тебе, старшина!»  За этот бой я был представлен к Ордену Красной Звезды.

Я шел в Великую Отечественную войну от Сталинграда до Берлина и Праги… За этот  отрезок жизненного пути каждый день, каждый час, каждую минуту, каждую секунду мне в лицо смотрела смерть.  А я,  хотя и трудно было,  шел все время вперед и только вперед,  а смерть меня и моих боевых друзей подстерегала каждую секунду и пулями, и минами, и снарядами, и бомбами. Да, чего только не летело смертоносного на наши головы».

СЕНЬКО МИХАИЛ СТЕПАНОВИЧ

(1891-1971 гг.)

Когда началась война, дед моей бабушки занимался мирной крестьянской работой – косил траву. Это было 22 июня 1941 года. А 25 июня его призвали в армию. Дедушка был неграмотный, не умел ни читать, ни писать, да и военного ничего делать он не умел. Наверное, поэтому определили его возницей. Дали ему лошадь с телегой и он на передовую линию фронта подвозил снаряды. Рядом с ним работал таким же возницей Архип Силантьевич Бобров – мужчина из соседнего села, в отличие от деда, человек грамотный.

Первые месяцы войны наша армия несла тяжелые человеческие потери,  отступая все дальше на восток. Так они дошли до Волги. Из ставки Верховного Главнокомандующего поступил приказ: «Ни шагу назад». Наши войска сражались с немецкими захватчиками до последнего.

Когда возницы в очередной раз подъехали к месту боя, то из живых там никого не оказалось, все погибли. Мой пра-прадед и его сосед стали думать, что дальше делать. Впереди оккупированная немцами территория, да и сзади немцы продвинулись к Волге. Все боевые товарищи и командиры погибли. И тогда грамотный Архип предложил моему пра-прадеду вернуться домой в Черниговскую область. Они распрягли лошадей и отпустили их. Ночью шли, а днем спали в лесу или в овраге. В села заходили попросить еды и спрашивали направление в Украину. Так, через 2 месяца Архип привел моего неграмотного пра-прадеда домой. Больше его в армию не призывали, так как он по возрасту не подходил. До конца жизни Архип и Михаил дружили, и дед считал Архипа своим братом за то, что смог привести его домой живым и невредимым.

ПУПКО НИКОЛАЙ АРТЕМОВИЧ (1925-1943 гг.)

СЕНЬКО ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ (1925-1943 гг.)

Пупко Николай Артемович – родной брат моего героического прадеда Петра. Когда началась война, ему еще не было и 16 лет. Он оставался на оккупированной гитлеровцами территории в своем селе Ивановка Черниговской области. 19 сентября 1943 года советские войска освободили село и Николая, в неполных 18 лет, призывают в армию. Его, как сотни таких же необученных, необстреляных, юных ребят переодевают в военную форму и сразу бросают на передовую линию фронта на Гомельское направление. Многим даже оружие не дали – его просто не хватало на всех. Этих мальчишек отправили на СМЕРТЬ. Там же, под Гомелем, погиб его ровесник и односельчанин Сенько Федор Михайлович – родной брат моей прабабушки. В конце 70-х годов прошлого века дедушка и бабушка моей мамы разыскали братские могилы своих братьев в Белоруссии и навестили их. Вечная им память.

В ОККУПАЦИИ

Эту историю моей бабушке рассказала её мама, Пупко (Сенько) Варвара Михайловна, 1922 года рождения. Когда началась Великая  Отечественная  война,  прабабушка  заканчивала педучилище в г.Прилуки , Черниговской  области. В спешном порядке студентам были выданы дипломы об окончании педучилища и  их отправили по домам. Было это 25 июня 1941г. Шел третий день войны. Расстояние до родного дома составляло 320 км, которые бабушка преодолела почти за трое суток. Дома ее ждали мама Евгения  Тимофеевна, брат Федор 16-ти лет и младшая 10-ти летняя сестра Таня. Все мужчины старше 18-ти лет были призваны в Советскую армию.

В начале войны немцы продвигались очень быстро и уже в сентябре 1941 года они подошли к селу Ивановка. Бабушка рассказывала, что накануне входа немцев в село вечер был очень тихий, тревожный, даже сверчков и крика птиц не было слышно. Информации в то время никакой не было, в селе радио не работало. Руководители района эвакуировались на Урал и оставили простых людей один на один с врагом. Было очень тревожно  и  ожидание «Что же будет?»  На рассвете послышался шум моторов машин и мотоциклов. Все жители села попрятались по домам, боясь выглянуть в окно. Надо сказать, что когда отступала наша армия, то практически все шли пешком, а в лучшем случае ехали на подводах. Машин было очень мало. Немцы  же ехали либо на машинах, либо на мотоциклах, либо на велосипедах. И вот первая машина с немцами повернула к дому бабушки Вари. Её мама сказала детям спрятаться на печи и сидеть тихо, а сама,  перекрестившись, пошла «встречать» гостей. Немцы что–то галдели на непонятном ей языке и указывали на дверь. Настроены они были добродушно, не злобно. Из машины вышел офицер и зайдя в дом, стало понятно, что они собираются здесь остановиться. Переводчик  сказал, что в этом доме будет штаб эсэсовцев и что тем, кто тут живет можно оставаться в доме. Эсэсовцы простояли неделю. Один солдат стал приставать к прабабушкиной подруге и та пожаловалась офицеру. Трудно поверить, но офицер  этого солдата посадил на гауптвахту. Как–то прабабушка спросила одного эсэсовца, что означает их символика – череп и кости. Тот ответил, что это означает биться до смерти. Бабушка Варя не успокоилась и задала следующий вопрос: «А если придется отступать?» Немец достал пулю, приложил её к языку, а потом ко лбу. И дураку было понятно, что это означало: «Будешь много болтать – получишь пулю в лоб».

В течение двух лет оккупации, немцы часто останавливались в доме моих родных. Когда немцы входили в село, бабушка Женя отправляла свою старшую дочь Варю в поселок Марс к тете Ганне. Это село находилось на расстоянии 2-х км от Ивановки и немцы туда не заезжали.

Если в начале войны немцы  были настроены благодушно, то в 1943 году, когда началось их отступление с территории Советского Союза, настроение резко изменилось. Наступила середина сентября 1943г. Очередные немцы стояли на постое в бабушкином доме. Бабушка была в Марсе, её младшая сестра пасла корову на лугу у реки. В дом пришел староста села и сказал, чтобы все собрались возле церкви в полдень. После того как староста  ушел, квартировавшийся немец по имени Курт (моя прабабушка до конца жизни запомнила это имя) на ломаном русском языке сказал : «Матка, не ходи, бери киндер и в лес. Не ходи - там огонь, людей сжигать».  Бабушка Женя ползком через картофельное поле поползла к реке, где  была ее младшая дочь. Перехватила ее по дороге и они вместе побежали в лес. Там уже были многие односельчане. Все уходили вглубь леса, а вдалеке уже гремела канонада. Наступали наши войска. Ночь провели в лесу под открытым небом. Канонада орудий гремела все сильнее и сильнее. На третий день все стихло. Молодые ребята пошли на разведку в село узнать, что там. И вскоре вернулись с радостной и печальной  вестью. Радостная, что 19 сентября 1943г. советские войска освободили  село, а печальная, что при отступлении  немцы сожгли полностью все село. К счастью, все селяне успели убежать и скрыться в лесу и никто не пострадал. Вернувшись на пожарище, люди начали копать и строить землянки. Первую, а многие и не одну, зиму люди жили в землянках. Землянка - это яма выкопанная в земле сверху накрытая сосновыми ветками. Коровы, куры, свиньи все были либо убиты, либо сожжены. Уцелели только те коровы, которые были на пастбище. Когда немцы начали отступление, селяне в огородах закапывали свои ценные вещи, одежду, постель. Бабушка Женя закопала швейную машинку «Зингер». Станок от этой машинки до сих пор хранится в нашей семье как реликвия.

Тяжелый был период жизни у моих родных в годы войны.  На фронте смерть на каждом шагу, а в оккупации  неизвестность, страх и лишения. После освобождения села начала работать почта и не было в селе ни одной семьи, которая бы не получила похоронку с войны. 

Ровно через год в сентябре 1944г. бабушка Варя приступила к работе в школе учителем младших классов и через 42 года закончила свою трудовую деятельность.